Валерий Яковлевич БРЮСОВ (1873–1924)

Поэт-новатор, лидер русского символизма. Брюсов считал, что «на свете нет ничего более широкого, более всеобъемлющего, чем художественное творчество. В сравнении с ним другие проявления духовной жизни (религия, наука) узки». (Валентинов Н. Брюсов и Эллис / Воспоминания о Серебряном веке, М. 1993.)

В. Я. Брюсов был старшим в многодетной семье, где детей воспитывали «по законам разума» и «от сказок, от всякой “чертовщины” усердно оберегали». Читать мальчик научился уже в четыре года и с того времени непрерывно поглощал книги. По воспоминаниям тетки, Брюсов рос очень «умненьким. Всем интересовался... Особенно любил тигров. “Я, – говорит, – хочу быть тигром. Он – самый сильный, и ничего не боится”».

В московской гимназии Льва Поливанова, славившейся передовыми методами обучения и блестящими педагогами, Брюсов слыл неплохим учеником, увлекался естественными науками и математикой, интересовался философией, был редактором гимназического журнала «Начало». Правда, педагоги его недолюбливали – энциклопедически образованный ученик часто вступал в споры с наставниками. Авторитет среди соучеников Брюсов завоевал, пересказывая книги (особой популярностью пользовался «Робинзон Крузо»). Скоро он стал лидером: был умнее, эрудированнее, взрослее своих однокашников – выходцев из дворянских семей.

Главной страстью Брюсова был литературный труд. Слово «труд» здесь очень важно. Себя как писателя Брюсов оценивал очень строго. Чтобы стать настоящим поэтом, нужно тяжело работать, развивать свой дар, потому что «стих дается поэту неутомимому и требовательному». Для этого Брюсов внимательно читал и изучал других поэтов, особенно Пушкина: «...читаю я обычно с карандашом в руках и люблю делать пометки и записи в своих книгах».

В начале 90-х годов Брюсов познакомился с поэзией французских символистов Поля Верлена, Шарля Бодлера, Артюра Рембо; с картинами импрессионистов Клода Моне, Поля Сезанна, Поля Синьяка – живописью впечатлений, мазков, оттенков, а не цветов.

После этого поэт решил, что должен создать и возглавить школу русского символизма. Весной 1894 года вместе с гимназическим товарищем М. Д. Миропольским он издал три тоненьких книжки «Русские символисты». Стихи и переводы, помещенные в сборнике, были подписаны разными именами, но на самом деле большинство произведений были созданы самим Брюсовым.

«Русских символистов» встретили шквал критики и яростное недоумение читателей. В одном из сборников была опубликована поэма, состоящая из одной строки: «О, закрой свои бледные ноги». Традиции были сломаны.

Следующие сборники – «Chefs d’Oeuvre» («Шедевры», 1895) и «Me eum esse» («Это – я», 1897) – Брюсов уже подписывал собственным именем. Новые стихи удивляли необычными образами, утонченностью, ницшеанством, намеренным сближением жизни и творчества. Эпатаж входил в намерения автора. Но за ним стояло нечто более серьезное и глубокое: новаторство, но с оглядкой на классику; отточенность фразы и иррационализм; протест против условностей, унылого бытия и обращение к внутренней жизни человека.

До конца 1900-х годов Брюсов работал очень интенсивно. Каждый новый сборник становился событием, поэт был признан лидером русского символизма, учителем других поэтов. Брюсов обладал редким даром – заражать учеников тем восторгом, которым сам горел и жил. Критиковал он «строго, безапелляционно, но вместе с тем очень толково, так что всякий, кто хотел этого, мог кое-чему научиться». Русский язык он любил бережной любовью и действительно страдал, встречая погрешности в рукописях или книгах. Неукоснительно следил за всеми фазами печатания своих произведений, всегда сам держал корректуру.

Целеустремленность, полная погруженность в творчество отражались и в характере поэта, внешности, манере общаться. Брюсов был властен, сух, выдержан. «По внешности он скорее походил на трудовика, чем на поэта. Только в блеске больших черных глаз, недружелюбно смотревших из-под густых бровей, было чуточку безумия. Говорил четко, строго, порою – резко. (...) Была в его характере какая-то потребность огорошить, потрясти слушателя. И главным образом, любил задевать людей робких, сдержанных. Впрочем, большинству людей он предпочитал одиночество. Часами мог просиживать за письменным столом, то роясь в огромных словарях, то увлекаясь книгой нового поэта, то с охотнической настороженностью вылавливая опечатки в гранках. Умел настоять, чтобы в часы его работы в квартире была тишина. Даже посуду не ставили в буфет, когда Валерий Яковлевич сидел за работой. (...) Он избегал и не любил обыкновенных средних людей. Они мешали ему сосредоточиться, уходить в себя, уноситься в свои «брюсовские грезы». И этого он не скрывал, становясь несдержанным и часто приходя в непостижимую ярость. Впрочем, в исключительных случаях Валерий Яковлевич умел быть и внимательным, и общительным, и задушевным. Неукротима была его натура, постоянно жаждавшая новизны и перемен».

(Погорелова Б. Валерий Брюсов и его окружение / Воспоминания о Серебряном веке. М., 1993.)