Трагическая ирония

Писателя-сатирика и юмориста А. Аверченко современники называли «королем смеха», и сам он считал себя «превеселым». Этот «прекрасно одетый господин, немножко полный, красивый и ленивый», был человеком, в котором «жила какая-то внутренняя свобода», которая притягивала людей. Аверченко «был насмешлив, но не дерзок, был выдержан, никогда не лгал, умел быть снисходительным к другим... не растил в своей душе цветов зла и отместки». Друзья вспоминали, что его всегда сопровождала удача и радость, несмотря на то, что судьба писателя была нелегкой. В ней ясно отпечаталась историческая эпоха: Аверченко успел войти в литературу в первое десятилетие ХХ века, пережил две революции, стал свидетелем исторических катастроф, в итоге разлучивших его с родиной. Короткий период признания и славы сменился долгими годами забвения и запретов.

Будущий писатель появился на свет в Севастополе. Семья была небогатой: свои торговые дела Аверченко-старший вел без успеха и часто был близок к разорению. Из-за слабого здоровья Аркадий не получил гимназического образования и его недостаток восполнял усиленным чтением. Уже в 15 лет ему пришлось поступить на службу.

Около десяти лет он проработал на самых скромных должностях: младшим писцом, конторщиком в управлении рудника. Работа была однообразной, тягостной. Аверченко видел, в каких отчаянных условиях живут рабочие, до какого животного состояния они доходят от безотдышного труда. Он вспоминал такой эпизод: «Однажды я ехал перед Рождеством с рудника в ближайшее село и видел ряд черных тел, лежащих без движения на всем протяжении моего пути; попадались по двое, по трое через каждые 20 шагов». Это были шахтеры, которые ради праздника купили в селе водки, но не донесли до дома, а выпили по дороге. В начале 1900-х Аверченко уехал в Харьков. Осенью 1903 года он опубликовал свой первый юмористический рассказ, который оказался весьма успешным. Вскоре молодой автор перебрался в Петербург.

Ироническому дарованию Аверченко подчинялся почти любой материал, поэтому он довольно быстро стал известен как юморист и сатирик. За 10 лет активной творческой деятельности он выпустил более 40 сборников рассказов (многие из которых еще и переиздавались), был автором фельетонов, пьес, рецензий на спектакли, стихотворений. Под редакцией Аверченко в начале ХХ века в России выходил юмористический журнал «Сатирикон». В нем публиковались Н. Тэффи, Саша Черный, А. Толстой, А. Куприн, В. Маяковский и др. Иллюстрировали журнал М. Добужинский, Н. Альтман, А. Бенуа, Л. Бакст, И. Билибин. «Сатирикон» был самым популярным и читаемым журналом в России и принес редактору всероссийскую славу.

Начало ХХ века было бурным не только в литературе. История испытывала людей на прочность. Февральскую революцию 1917 года Аверченко принял с воодушевлением, но октябрьский переворот развеял его надежды. «Сатирикон» был закрыт новыми властями. Писатель уехал из Петербурга сначала на Украину, потом в Крым, а оттуда в 1920 году – в эмиграцию. Свою жизнь за границей Аверченко назвал с присущим ему язвительным юмором – «кубарем по Европам». Чтобы заработать на жизнь, ему приходилось постоянно ездить на гастроли, выступать в качестве актера и чтеца собственных рассказов. В начале 1920-х судьба занесла его в Эстонию: он выступал в Ревеле, Юрьеве и Нарве.

И, как всегда, чем трагичнее были события вокруг, тем ироничнее было их отражение в творчестве писателя. В 1921 году Аверченко выпустил сборник рассказов «Дюжина ножей в спину революции», в котором очень остро оценил события, произошедшие на родине. Но сквозь беспощадную сатиру в памфлетах просвечивает боль писателя, ощущение трагизма произошедшего и невозможность возвращения прежней России.

Дюжина ножей в спину революции

Предисловие

Может быть, прочтя заглавие этой книги, какой-нибудь сердобольный читатель, не разобрав дела, сразу и раскудахчется, как курица:

– Ах, ах! Какой бессердечный, жестоковыйный молодой человек – этот Аркадий Аверченко!! Взял да и воткнул в спину революции ножик, да и не один, а целых двенадцать!

Поступок – что и говорить – жестокий, но давайте любовно и вдумчиво разберемся в нем.

Прежде всего, спросим себя, положив руку на сердце:

– Да есть ли у нас сейчас революция?..

Разве та гниль, глупость, дрянь, копоть и мрак, что происходит сейчас, – разве это революция? Революция – сверкающая прекрасная молния, революция – божественно красивое лицо, озаренное гневом Рока, революция – ослепительно яркая ракета, взлетевшая радугой среди сырого мрака!..

Похоже на эти сверкающие образы то, что сейчас происходит?..

Скажу в защиту революции более того – рождение революции прекрасно, как появление на свет ребенка, его первая бессмысленная улыбка, его первые невнятные слова, трогательно умилительные, когда они произносятся с трудом лепечущим, неуверенным в себе розовым язычком...

Но когда ребенку уже четвертый год, а он торчит в той же колыбельке, когда он четвертый год сосет свою всунутую с самого начала в рот ножку, превратившуюся уже в лапу довольно порядочного размера, когда он четвертый год лепечет те же невнятные, невразумительные слова, вроде: «совнархоз», «уеземельком», «совбур» и «реввоенком» – так это уже не умилительный, ласкающий глаз младенец, а, простите меня, довольно порядочный детина, впавший в тихий идиотизм.

Очень часто, впрочем, этот тихий идиотизм переходит в буйный, и тогда с детиной никакого сладу нет!

Не смешно, а трогательно, когда крохотный младенчик протягивает к огню розовые пальчики, похожие на бутылочки, и лепечет непослушным языком:

– Жижа, жижа!.. Дядя, дай жижу...

Но когда в темном переулке встречается лохматый парень с лицом убийцы и, протягивая корявую лапу, бормочет: «А ну, дай, дядя, жижи, прикурить цигарки или скидывай пальто», – простите меня, но умиляться при виде этого младенца я не могу!

Не будем обманывать и себя и других; революция уже кончилась, и кончилась она давно!

Начало ее – светлое, очищающее пламя, средина – зловонный дым и копоть, конец – холодные обгорелые головешки.

Разве мы сейчас не бродим среди давно потухших головешек – без крова и пищи, с глухой досадой и пустотой в душе.

Нужна была России революция?

Конечно, нужна.

Что такое революция? Это – переворот и избавление.

Но когда избавитель перевернуть – перевернул, избавить – избавил, а потом и сам так плотно уселся на ваш загорбок, что снова и еще хуже задыхаетесь вы в предсмертной тоске и судороге голода и собачьего существования, когда и конца-краю не видно этому сиденью на вашем загорбке, то тогда черт с ним и с избавителем этим! Я сам, да, думаю, и вы тоже, если вы не дураки, – готовы ему не только дюжину, а даже целый гросс «ножей в спину».

Правда, сейчас еще есть много людей, которые, подобно плохо выученным попугаям, бормочут только одну фразу:

– Товарищи, защищайте революцию!

Позвольте, да вы ведь сами раньше говорили, что революция – это молния, это гром стихийного Божьего гнева... Как же можно защищать молнию?

Представьте себе человека, который стоял бы посреди омраченного громовыми тучами поля и, растопырив руки, вопил бы:

– Товарищи! Защищайте молнию! Не допускайте, чтобы молния погасла от рук буржуев и контрреволюционеров!!

Вот что говорит мой собрат по перу, знаменитый русский поэт и гражданин К. Бальмонт, мужественно боровшийся в прежнее время, как и я, против уродливостей минувшего царизма. Вот его буквальные слова о сущности революции и защите ее:

«Революция хороша, когда она сбрасывает гнев. Но не революциями, а эволюцией жив мир. Стройность, порядок – вот что нужно нам, как дыхание, как пища. Внутренняя и внешняя дисциплина и сознание, что единственное понятие, которое сейчас нужно защищать всеми силами, это понятие Родины, которая выше всяких личностей и классов и всяких отдельных задач, – понятие настолько высокое и всеобъемлющее, что в нем тонет все, и нет разнствующих в нем, а только сочувствующие и слитно работающие – купец и крестьянин, рабочий и поэт, солдат и генерал».

«Когда революция переходит в сатанинский вихрь разрушения – тогда правда становится безгласной или превращается в ложь. Толпами овладевает стихийное безумие, подражательное сумасшествие, все слова утрачивают свое содержание и свою убедительность. Если такая беда овладевает народом, он неизбежно возвращается к притче о бесах, вошедших в стадо свиней»...

«Революция есть гроза. Гроза кончается быстро и освежает воздух, и ярче тогда жизнь, красивее цветут цветы. Но жизни нет там, где грозы происходят беспрерывно. А кто умышленно хочет длить грозу, тот явный враг строительства и благой жизни. И выражение «защищать революцию», должен сказать, мне кажется бессмысленным и жалким. Настоящая гроза не нуждается в защите и подпорках. Уж какая же это гроза, если ее, как старушку, нужно закутывать в ватное одеяло».

Вот как говорит К. Бальмонт... И в одном только он ошибается – сравнивая нашу «выросшую из пеленок» революцию с беспомощной старушкой, которую нужно кутать в ватное одеяло.

Не старушка это, – хорошо бы, коли старушка, – а полупьяный детина с большой дороги, и не вы его будете кутать, а он сам себя закутает вашим же, стащенным с ваших плеч, пальто.

Да еще и ножиком ткнет в бок.

Так такого-то грабителя и разорителя беречь? Защищать?

Да ему не дюжину ножей в спину, а сотню – в дикобраза его превратить, чтобы этот пьяный, ленивый сутенер, вцепившийся в наш загорбок, не мешал нам строить Новую великую Свободную Россию!

Правильно я говорю, друзья-читатели? А?

И если каждый из вас не бестолковый дурак или не мошенник, которому выгодна вся эта разруха, вся эта «защита революции», – то всяк из вас отдельно и все вместе должны мне грянуть в ответ:

– Правильно!!!

1921